— Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга.

— Неплохо, если бы руками Германии было расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии).

— Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему.

— Позиция коммунистов у власти иная, чем коммунистов в оппозиции.

— Мы хозяева у себя дома.

— Коммунисты в капиталистических странах в оппозиции, там буржуазия хозяин.

Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против .другой, чтобы лучше разодрались.

— Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии.

— Следующий момент — подталкивать другую сторону.

— Коммунисты капиталистических стран должны выступать решительно против своих правительств, против войны.

До войны противопоставление фашизму демократического режима было совершенно правильно.

— Во время войны между имперскими державами это уже неправильно.

— Деление капиталистических государств на фашистские и демократические потеряло прежний смысл.

— Война вызвала коренной перелом.

— Единый народный фронт вчерашнего дня был для облегчения положения рабов при капиталистическом режиме.

— В условиях империалистической войны поставлен вопрос об уничтожении рабства!

— Стоять сегодня на позиции вчерашнего дня (единый нар. фронт, единство наций) — значит скатываться на позиции буржуазии.

— Этот лозунг снимается.

— Польское государство раньше (в истории) было нац. государство. Поэтому революционеры защищали его против раздела и порабощения.

— Теперь — фашистское государство угнетает украинцев, белорусов и т.д.

— Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше!

— Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население.

Мы предпочитали соглашение с так называемыми демокр. странами и поэтому вели переговоры.

— Но англичане и французы хотели нас иметь в батраках и притом за это ничего не платить!

— Мы, конечно, не пошли бы в батраки и еще меньше, ничего не получая.

Надо сказать рабочему классу —

— Война идет за господство над миром.

— Воюют хозяева капиталистических стран за свои империалистические интересы.

— Эта война ничего не даст рабочим, трудящимся, кроме страданий и лишений.

— Выступить решительно против войны и ее виновников.

— Разоблачайте нейтралитет, буржуазный нейтрал. стран, которые, выступая за нейтралитет у себя, поддерживают войну в других странах в целях наживы».

Если отвлечься от «специального заказа» беседы Сталина с Димитровым, которому Сталин хотел доказать пользу и даже благотворность пакта для мирового коммунистического движения, то в знаменателе остается: стремление к укреплению позиций СССР, который должен был оставаться «третьим смеющимся» в схватке двух империалистических хищников. Такого рода мечту Сталин высказал еще в 1925 году, на пленуме ЦК РКП(б), явно желая подражать Ленину, который, совершив в Бресте свой резкий поворот, стремился использовать одного хищника против другого. Достаточно наивное представление Сталина о Гитлере как о человеке, который «подрывает капиталистическую систему», сочеталось с макиавеллистским призывом «подталкивать одну сторону против другой». Еще циничнее рассуждения о «фашистской Польше» — давнем противнике Сталина, не пожелавшем сдаться Красной Армии в 1920 году. Запись Димитрова дает нам своего рода образец сталинского метода обоснования любых своих действий. Это не волюнтаристское «делаю, что хочу», а «делаю, потому что хочу».

Встреча в Берлине

Сталин и Гитлер никогда не встречались, хотя легенды об этом ходят по миру. Первая из них относится к 1913 году, когда оба действительно жили в одном городе — Вене. Владельцы небольшой гостиницы на Шенбруннершлоссштрассе в XIV районе Вены близ знаменитого императорского дворца рассказывают посетителям, что в комнате на первом этаже жил Иосиф Сталин и здесь же снимал комнату Адольф Гитлер. Но, как гласит известная поговорка, «если это и неправда, то хорошо придумано».

В свои венские годы Сталин и вправду жил в этом доме, снимая койку в комнате другого русского эмигранта, будущего советского дипломата Александра Трояновского. В эти месяцы Гитлер жил в другом, далеком отсюда XXрайоне в мужском общежитии на Мельдеманнштрассе. Гитлер пробавлялся уличной продажей своих акварелей, к которым русские эмигранты едва ли приценивались; Сталин же, языка не зная, вообще по городу старался не бродить…

Вторая легенда относится к более позднему времени. Ее пустил в ход не кто иной, как небезызвестный шеф ФБР Эдгар Гувер, который в 1940 году доложил Рузвельту, что, по его надежным данным, Сталин и Гитлер точно встретились во Львове 17 октября 1939 года, якобы для заключения секретного военного соглашения. Сведения Гувера были чистой выдумкой. Сталин в этот день был в Москве (это подтверждают записи секретарей, тщательно фиксировавших посетителей генсека), Гитлер — в Берлине. Да и зачем им было тайно ехать в неспокойный Львов, когда Молотов в скором времени посетил Берлин? Именно тогда, провожая 13 ноября 1940 года посланца Сталина к дверям, Гитлер, обращаясь к нему, попросил переводчика Валентина Бережкова перевести: «Я считаю Сталина выдающейся исторической личностью. Да и сам я рассчитываю войти в историю. Поэтому естественно, чтобы два таких политических деятеля, как мы, встретились. Я прошу Вас, господин Молотов, передать господину Сталину мои приветы и мое предложение о такой встрече в недалеком будущем…»

Интерпретаторы советско-германского пакта о ненападении с традиционных позиций советской эпохи считают его хитрой, даже гениальной уловкой и не видят за тогдашними формулировками пакта Молотова — Риббентропа серьезной стратегической линии на возможность дальнейшего (после 1939 г.) раздела сфер влияния с участием Советского Союза. Ссылаются они и на знаменитые переговоры В.Молотова в Берлине 12 — 14 ноября 1940 года с Гитлером. Перед этим Германия в необычной форме — было направлено письмо министра Риббентропа не его коллеге Молотову, а прямо Сталину — предложила Сталину обсудить вопрос о вступлении СССР в подписанный 27 сентября 1940 года «тройственный пакт» Германии, Италии и Японии. Как известно, СССР в пакт не вступил.

Более того: сразу после встречи с Молотовым Гитлер принял решение подписать директиву на операцию «Барбаросса». Те же традиционные интерпретаторы видят в подобном развитии событий аргументы в свою пользу. Но реальная политическая фактура ноябрьских переговоров заставляет снова серьезно задуматься о смысле политики Сталина.

Спора нет: до сего времени это сделать было трудно. Каждая из сторон — немецкая и советская — излагала ход переговоров по-своему. После войны появились немецкие записи бесед Молотова с Гитлером, по которым окончательных выводов сделать было невозможно. Затем — лишь в 1992 году! — в Москве был опубликован текст шифротелеграмм, которые Молотов посылал Сталину из Берлина (автор книги предпринял эту публикацию на страницах журнала «Международная жизнь» вместе с молодым дипломатом С.Горловым) [17] . Но и они не дали ответов на все вопросы, так как в шифровках Молотов ссылался на некие предварительные директивы [18] , которые в архиве МИД найти не удалось. Единственное, что было ясно: Молотов в Берлине боялся лишнее слово произнести без согласования со Сталиным. Не будет преувеличением сказать, что по сути это была встреча Гитлера не с Молотовым, а со Сталиным.

Сегодня мы в состоянии еще раз повторить вещие булгаковские слова: рукописи не горят. Вопреки неоднократным заверениям руководителей дипломатических архивов, директивы Сталина для берлинских переговоров сохранились. Они находятся в личном архиве Молотова, хранившемся в архиве Общего отдела ЦК КПСС. Текст действительно рукописный. Писал Молотов, судя по всему, под диктовку (Сталина, конечно). Многие слова сокращены, текст испещрен подчеркиваниями различного вида. Подлинность — абсолютная, так как молотовский почерк прекрасно известен. Дата — 9 ноября 1940 года, то есть день перед отъездом из Москвы. Запись озаглавлена: «Некот. [орые] дир. [екти] вы к берл.[инской] поездке».Текст гласит [19] :