«Стал.: Хочу сказать несколько слов, может быть, не праздничных. Русские цари сделали много плохого. Они грабили и порабощали народ. Они вели войны и захватывали территории в интересах помещиков. Но они сделали одно хорошее дело — сколотили огромное государство, до Камчатки. Мы получили в наследство это государство. И впервые мы, большевики, сплотили и укрепили это государство как единое, неделимое государство не в интересах помещиков и капиталистов, а в пользу трудящихся, всех народов, составляющих это государство. Мы объединили государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не только нанесла бы ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в Чужую кабалу. Поэтому каждый, кто пытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к отделению от него отд. части и национальности, он враг, заклятый враг государства народов СССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага, был бы он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью. Каждого, кто своими действиями и мыслями, да, и мыслями, покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать. За уничтожение всех врагов до конца, их самих, их рода!».
Кому тогда были адресованы эти угрозы — нетрудно понять, если учесть, что из 26 присутствовавших не менее 8 были вскоре уничтожены. Но тогда они дружно пили за здоровье великого вождя. Внимание руководителя «штаба мировой революции» Димитрова должно было привлечь другое: неожиданное обращение Сталина к «хорошему делу» русских царей. На первый взгляд, оно не могло не покоробить Димитрова. Но вскоре тому пришлось выслушать больше: рекомендацию Сталина… распустить Коминтерн. 20 апреля 1941 года Димитров записал такие слова Сталина:
«Интернационал был создан при Марксе в ожидании близкой международной революции. Коминтерн был создан при Ленине также в такой период. Теперь на первый план выступают национальные задачи для каждой страны» [36] .
Сталин напрямик сказал раболепно подчинявшемуся ему болгарину, что Коминтерн «является помехой». Правда, начавшаяся через два месяца война помешала осуществлению плана Сталина. Коминтерн был распущен лишь в 1943 году. Но уже в годы войны тот же Димитров фиксировал в дневнике очередное обращение Сталина к идеям монархии. Беседуя с болгарскими гостями в январе 1945 года, Сталин стал рассуждать о судьбах панславизма, обращение к которому он счел полезным для создания «великого» блока славянских государств в Европе в составе Болгарии, Югославии и СССР (о Польше и Чехословакии речи не шло). И вдруг Сталин стал размышлять:
«Может, мы делаем ошибку, когда думаем, что советская форма единственная, которая ведет к социализму. Оказывается на деле, что сов. форма лучшая, но совсем не единственная. Могут быть и другие формы — демократическая республика и даже в известных условиях — конституционная монархия…» [37] .
Многие исследователи послевоенного советского периода склоняются к тому, что Сталин вел дело к провозглашению себя монархом. Его явная склонность к возвращению старых царских мундиров и иерархических форм, введение раздельного обучения в школах говорили о многом — ведь описал же замечательный белорусский писатель Алесь Адамович Сталина в виде государя! Кто бы посмел возразить Сталину, если бы он возложил на себя корону императора всероссийского и всесоветского?..
Но весной 1945 года в Москве думали о другом — о завершении справедливого дела народа, государства и армии: о Победе. 29 марта маршал Жуков прибыл в Ставку для обсуждения последних деталей предстоящей последней битвы, которую решено было начать 16 апреля.
Правда, Адольф Гитлер тешил себя надеждой, что советские войска не пойдут на Берлин. Он говорил в марте генералу Гудериану:
— Русские не будут так глупы, как были мы, когда, ослепленные близостью Москвы, хотели непременно взять ее. Ведь как раз вы, Гудериан, хотели быть первым в Москве со своей армией. Вы должны были бы лучше других знать, к чему это привело…
Да, Гудериан знал, чем это кончилось. Но напрасно Адольф Гитлер успокаивал себя и других, что мощные советские удары минуют столицу третьего рейха. Вместе с Гитлером занимался этим «самоутешением» и немецкий генштаб. Как свидетельствуют германские историки А. Филиппи и Р. Хейм, немецкая разведка располагала сведениями, будто в советском командовании были расхождения: Жуков, мол, хотел наступать на Берлин, а Сталин предпочитал направить удар на Прагу.
Когда уже после войны я при случае рассказал об этом маршалу Жукову, тот рассмеялся:
— Чепуха! Конечно, и на этот раз немцы не знали о наших намерениях. Берлинская операция в это время была не только задумана, но и разработана почти во всех подробностях…
А вскоре она была осуществлена.
В том, какая судьба ожидает Адольфа Гитлера и его соратников в случае поражения Германии в войне, у фюрера, рейхсканцлера и верховного главнокомандующего вооруженными силами Германии сомнения быть не могло.
Первая декларация — так называемая «Сент-Джеймсская» — о наказании за преступления, совершенные во время войны, подписанная 9 государствами, к которым присоединились еще 10 государств, была провозглашена в Лондоне 13 января 1942 года. В ней выражалась готовность осуществить как одну из целей войны «наказание путем организованного правосудия тех, кто виновен и ответствен за эти преступления независимо от того, совершены ли последние по их приказу, ими лично или при их соучастии в любой форме». 18 декабря 1942 года последовала совместная декларация 12 государств о наказании виновных за истребление населения Европы. В ней прямо упоминался Гитлер. Наконец, Московская декларация СССР, США и Англии от 30 октября 1943 года говорила об ответственности за совершение военных преступлений и вводила понятие «главные военные преступники», наказание коих должно было быть условием «любого перемирия любому правительству, которое может быть создано в Германии».
Когда в 1944 году в Лондоне три державы начали готовить документы на случай будущей капитуляции Германии, советский проект требовал от Германии выдачи для суда Гитлера, Гиммлера, Геринга, Геббельса, Розенберга и Риббентропа [38] . Это уточнение в дальнейшем было опущено — имени Гитлера не было в тексте капитуляции (ни в Реймсе, ни в Берлине). Но кто мог сомневаться в неотвратимости наказания? К весне 1945 года уже состоялось несколько процессов против военных преступников, правда, «низшей» категории (в Краснодаре, Харькове). Создание будущего Международного трибунала уже обсуждалось между союзниками.
Речь о наказании главных преступников зашла в начале 1945 года на Ялтинской конференции. Как только Рузвельт прибыл в Крым, он в первой же беседе со Сталиным стал говорить о преступлениях немцев, разрушивших Крым, и о необходимости наказания преступников. Он напомнил Сталину, что тот 4 февраля 1943 года в Тегеране поднял тост за « расстрел 50 тысяч немецко-прусских офицеров» . Рузвельт сказал Сталину (советская запись) [39] :
« Теперь, когда он увидел в Крыму бессмысленные разрушения, произведенные немцами, он хотел бы уничтожить немцев в два раза больше, чем до сих пор… Это был очень хороший тост».
За столом в Ливадии вопрос о военных преступлениях поднял Черчилль. Стенограмма гласит [40] :
«Черчилль говорит, что он хотел бы обсудить вопрос о военных преступниках. Имеются в виду те военные преступники, преступления которых не связаны с определенным географическим местом.
36
Там же, запись от 20.4.1941.
37
Там же, д. 11, л. 16,
38
См. abu РФ, фонд комиссии Литвинова, оп. 4, д. 114.
39
АП РФ, ф. 3, оп. 1, ед. хр. 990, л. 19.
40
Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941 -1945 гг. Крымская конференция руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании 4 -11 февраля 1945 г. — М., 1979. — С. 182 -183.